С чувствами по жизни
Признания в любви парню короткие
За невлюбленными людьми
За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
И перед призраком любви
Попытка бить на снисхожденье —
Какое заблужденье!
Любви прозрачная рука
Однажды так сжимает сердце,
Что розовеют облака
И слышно пенье в каждой дверце.
За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
Сражаться с призраком любви,
Брать от любви освобожденье —
Какое заблужденье!
Все поезда, все корабли
Летят в одном семейном круге.
Они — сообщники любви,
Ее покорнейшие слуги.
Дрожь всех дождей,
Пыль всех дорог,
Соль всех морей,
Боль всех разлук —
Вот ее кольца,
Кольца прозрачных рук,
Крыльев прозрачных свет и звук.
За невлюбленными людьми
Любовь идет, как привиденье.
В словах любви, в слезах любви
Сквозит улыбка возрожденья,
Улыбка возрожденья…
И даже легче, может быть,
С такой улыбкой негасимой
Быть нелюбимой, но любить,
Чем не любить, но быть любимой.
Дрожь всех дождей,
Пыль всех дорог,
Соль всех морей,
Боль всех разлук —
Вот ее кольца,
Кольца прозрачных рук,
Крыльев прозрачных свет и звук.
Утренняя песенка
Солнышко весеннее ярко заблестит,
Маленькую девочку луч позолотит,
Свет посеет россыпи золотой пыльцы,
Защебечут звонкие по утру певцы.
Просыпайся милая, ждёт тебя твой мишка,
Мячик, краски и альбом, о царевне книжка,
Каша манная, компот, мамина улыбка,
И твоих желаний ждёт золотая рыбка.
Приглашает в сказку день странный, как факир,
Ты познаешь для себя, как прекрасен мир.
Зайчик солнечный лизнул нежно локон твой,
Просыпайся поскорей, ангелочек мой.
И всё-таки лучше быть куклой…
…и всё-таки лучше быть куклой…с пластмассовым сердцем
К сушковой
Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в груди огня.
Встречал ли твой прелестный взор —
Не билось сердце у меня.
И что ж? — разлуки первый звук
Меня заставил трепетать;
Нет, нет, он не предвестник мук;
Я не люблю — зачем скрывать!
Однако же хоть день, хоть час
Еще желал бы здесь пробыть,
Чтоб блеском этих чудных глаз
Души тревоги усмирить.
Если я бог…
Если я богат, как царь морской,
Крикни только мне: ‘Лови блесну!’ —
Мир подводный и надводный свой,
Не задумываясь, выплесну!
Дом хрустальный на горе — для нее,
Сам, как пес бы, так и рос — в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
Если беден я, как пес — один,
И в дому моем — шаром кати, —
Ведь поможешь ты мне, господи,
Не позволишь жизнь скомкати!
Дом хрустальный на горе — для нее,
Сам, как пес бы, так и рос — в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
Не сравнил бы я любую с тобой —
Хоть казни меня, расстреливай.
Посмотри, как я любуюсь тобой, —
Как мадонной Рафаэлевой!
Дом хрустальный на горе — для нее,
Сам, как пес бы, так и рос — в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
Когда мы были молодые
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.
В саду пиликало и пело —
Журчал ручей и пел овраг,
Черешни розовое тело
Горело в окнах, как маяк.
С тех пор прошло четыре лета.
Сады — не те, ручьи — не те.
Но живо откровенье это
Во всей священной простоте:
Когда мы были молодыми
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.
Тетрадку дайте мне, тетрадку —
Чтоб этот мир запечатлеть,
Лазурь, сверканье, лихорадку!
Давясь от нежности, воспеть
Все то, что душу очищало,
И освещало, и влекло,
И было с самого начала,
И впредь возникнуть не могло:
Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.
Помнишь, я дала тебе крылья
Помнишь, я дала тебе крылья
Такой вот нелепый дар,
Из своей спины их вырвав,
Тебе отдала, ты взял.
А они ведь почти не ношены,
Не успела я их испытать,
Была я на землю сброшена
До того, как научилась летать.
Я дала тебе крылья белые,
Чтобы смог ты к мечте воспарить,
Ты сказал мне: «Ну, ты и смелая,
Раз так умеешь любить.
Раз сумела ты с болью справиться,
Оголила лопатки свои.
Мне такие рисковые нравятся.
А они мне идут? Посмотри».
Я смотрела, глазам не верила
Почернело в крыльях перо,
Не тому свои крылья доверила,
Сердце выбрало не того.
Хотел бы в единое слово
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно тебе в сердце лилось!
Любимая, спи…
Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре. И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи… Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий, лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом — пес на цепи,
а я тебе — шёпотом, потом — полушёпотом,
Потом — уже молча: «Любимая, спи…»
Любимая, спи… Позабудь, что мы в ссоре.
Представь: просыпаемся. Свежесть во всем.
Мы в сене. Мы сони. И дышит мацони
откуда-то снизу, из погреба,- в сон.
О, как мне заставить все это представить
тебя, недоверу? Любимая, спи…
Во сне улыбайся (все слезы отставить!),
цветы собирай и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется? Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись и окутайся им.
Во сне можно делать все то, что захочется,
все то, что бормочется, если не спим.
Не спать безрассудно и даже подсудно, —
ведь все, что подспудно, кричит в глубине.
Глазам твоим трудно. В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи… Что причина бессоницы?
Ревущее море? Деревьев мольба?
Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то, а просто моя?
Любимая, спи… Ничего не попишешь,
но знай, что невинен я в этой вине.
Прости меня — слышишь? — люби меня — слышишь? —
хотя бы во сне, хотя бы во сне!
Любимая, спи… Мы — на шаре земном,
свирепо летящем, грозящем взорваться, —
и надо обняться, чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться — сорваться вдвоем.
Любимая, спи… Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки — слышишь, любимая? — спи…
И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом — пес на цепи,
а я тебе — шёпотом, потом — полушёпотом,
Потом — уже молча: «Любимая, спи…»
Любить — это как стоять на свежем цементе.
Любить — это как стоять на свежем цементе. Чем дольше стоишь — тем труднее оторваться… И никогда нельзя уйти, не оставив следов…